[666777444]

Название: Грани.
Бета: сама себе бета. Редактировано.
Жанр: немного экшна, черный юмор, гет, фемслэш.
Пейринг: Джун/Анна, Женя/Анна.
Рейтинг: NC-17
Состояние: в процессе.
Предупреждение: треш, угар, содомия...вам это надо? XD
Размещение: увижу где-нибудь еще, голову оторву. Предупреждать, если хотите стырить.
Саммари:
Что делать, если тот, в кого ты влюбилась - самый ненормальный из твоей школы, отрывной и безбашенный панк?
Что делать, если он похож на девчонку, а ты на парня?
Что делать, если он твой друг и возможно скрывает от тебя что-то важное?

Глава 4

Я не знала, что ему сказать, ведь на самом деле мой ответ был очевиден. Только он не понимал этого.
- Без разницы, – буркнула я, поражаясь своей храбрости. Отвернулась, пряча глаза и пытаясь увернуться от цепких рук, которые вцепились мне в плечи.
- Без разницы? – Джун вдруг улыбнулся. Я взглянула ему в глаза и замерла.
От этой улыбки непослушный комок встал у меня в горле.
Страшно, когда он такой.
Это было всего несколько раз.
Джун всегда был насмешлив и снисходителен со мной, как с младшей сестренкой.
Но бывали такие случаи, когда он срывался.
Однажды, после моей очередной тайной свиданки, он устроил мне целый скандал, запер меня в ванной и сказал, что никуда не выпустит.
Джун всегда выполняет свои обещания. В тот раз он так же улыбался и так же оставил меня в ванной на три дня.
Я кричала, орала, ругалась, била руками и ногами в дверь, но все было бесполезно. Я была пленницей в собственной ванной.
Конечно, Джун давал мне есть, но свобода моя была строго ограничена.
Сейчас же я замерла и боялась даже дышать.
Ведь когда мой ублюдочный дружок в таком состоянии, лучше его не трогать.
Я сглотнула непослушный комок.
Джун растянул губы в спокойном, но угрожающем оскале.
И достал из кармана наручники.
Я тихо вздохнула и закрыла глаза.



***
- Говори, твою мать! – угрожающий крик сотряс стены моей квартиры.
- Не трогай мою мать! Она умерла! – закричала я ему в ответ.
Наручники нещадно терли руки.
Я лежала на своей собственной постели, прикованная к спинке наручниками, с заведенными назад руками, а надо мной склонился Джун с лицом маньяка.
И самый прикол был в том, что я не понимала, почему он так бесится.
Он же веселился со своими девками, не обращал на меня никакого внимания, а если и обращал, то постоянно унижал и оскорблял! Так чего ему еще надо?
Стиснув зубы, я пыталась бороться со своим бешеным другом ногами, но это оказалось безрезультатно, потому что Джун вдруг лег на меня, придавив своим весом.
- Говори, - прошипел он, - а не то хуже будет…
- Тебе какая разница, - эти слова я плюнула ему в лицо, намеренно желая причинить ему хоть какую-то боль, - ничего не скажу, ясно? Это не твое дело!
Джун зарычал, зло прожигая меня взглядом:
- Почему ты такая странная? – прошептал он, касаясь губами чувствительного места за ушком.
Вот теперь меня охватила настоящая злость вперемешку с паникой.
Я странная, да? А он нормальный что ли? Нормальные люди не заставляют своих друзей изображать неизвестно кого, нормальные люди не обращаются так с друзьями и так не реагируют!
Я боялась его. Да, боялась, ведь мы были в квартире одни, и Джун мог сделать со мной все, что его душе угодно. Но вместе с тем меня взбесило то, что ради ответа он готов соблазнить меня!
Я знаю, что он не любит меня и даже не хочет. Но это странное чувство собственничества, которое дает мне надежду, оно же и разрывает меня изнутри от боли.
Руки Джуна полезли мне под кофточку… Он мягко погладил мое тело своими длинными пальцами. Истома от его прикосновений перемешалась с болью.
Вот она – настоящая боль, настоящая мука.
Все то, что пытался скрыть алкоголь, прорвалось наружу.
Хотелось освободиться от наручников, впасть в истерику, заколотить Джуна по груди… Хотелось разбить его ледяное сердце, чтобы он перестал надо мной так издеваться!
Хотелось закричать: «Я хорошая! Почему ты не любишь меня?!»
Хотелось разорвать, уничтожить его за то, что он сделал со мной.
Он почти сломал меня.
Потому что я готова на все, лишь бы он был рядом.
Вот что он сделал.
Но здесь есть маленький нюанс. Ключевое слово. Это ключевое слово – «почти».
Потому что, пока оно существует, я буду бороться.
Дерзко посмотрев на своего учителя, я прошипела ему на ухо:
- Я знаю, что я не такая, как твои шлюхи, но незачем надо мной издеваться! Я тебе ничего не скажу!
Джун оторвался от увлекательного просмотра моего полуобнаженного тела и тихо процедил:
- Не сравнивай себя с ними. Вы – совсем разные.
- Конечно, куда мне до них, до великих?! – злость рвала мне крышу на части, - я же хуже!
- Ты – лучше!!! – заорал друг вдруг.
Моя кофточка, которую он держал в руках, разорвалась. Я почувствовала, что вот она – последняя стадия его бешенства.
- Чем, а? – язвительно проворковала я, еле сдерживая слезы – в груди что-то нещадно жгло и мешало нормально дышать, - с ними ты так не обращаешься! – слезы все-таки брызнули из глаз – я отвернулась.
Мигом прокляла свое пьяное состояние, неспособность здраво мыслить, и эти чертовы слезы, мешающие нормально думать и видеть.
Я вообще не любила, когда кто-то видел мои слезы. Это было для меня унижением.
- Поэтому ты и лучшая, - как-то странно усмехнулся друг.
Проведя пальцем по моему мокрому от слез подбородку, он прошептал:
- А ты, значит, ревнуешь… - ехидство так и сочилось ядом из его слов.
Стук сердца.
Оно на мгновение замерло.
Мгновение было таким продолжительным, что я вдруг подумала, что умираю.
«Хорошо… Не буду мучиться…»
Этой прекрасной мысли не удалось сбыться, потому что сердце заколотилось в два раза быстрей.
Теперь я поняла, что значит слететь с катушек по-настоящему.
Потому что я уже потеряла все свои мозги, раз решилась процедить такое:
- Ты знаешь, я ведь до сих пор его люблю.
Джун замер, а его глаза, сверкая черными дырами на лице, злобно впились в меня. Мускулистыми руками вцепился в мое тело; наверняка завтра на нем останутся синяки от его пальцев.
Мы лежали, смотрели друг на друга. И мне вдруг показалось, что между нами идет какая-то борьба.
Потому что в эту минуту мной руководила чистая ненависть.
Сделать ему больно, как только это возможно, растоптать, уничтожить – это была моя конечная цель.
- Он очень хороший человек…
- Имя, – процедил Джун – его лицо было напряжено и словно окаменело.
Я продолжала, словно не слыша:
- Ты не должен вмешиваться в мою жизнь… В мои чувства к нему.
- Имя!
- Он такой хороший. Он самый лучший…
- Имя, я сказал! – голос сорвался на крик.
- А как он хорошо целуется…
- Имя!!!
- Он самый лучший…
- ИМЯ!!!!
Я рассмеялась, глядя ему в лицо.
Дикие черные глаза блестели, я видела, что Джун еле сдерживается, чтобы не ударить меня.
«Ну! Ну сделай это!»
Отчасти я хотела, чтобы он меня ударил. Возможно, тогда бы Джун положил конец нашему общему безумию, которое уже давно пора было прекращать.
Даже боль не сравнится с тем адом, который сейчас у меня на душе.
Я открыла рот, Джун повернул ко мне ухо, ожидая, что шепну ему долгожданное имя.
Тихий шепот прозвучал в застывшем молчании подобно звонкому выстрелу:
- Не скажу…



***
Свет пронзительно бил в глаза. Приподняв голову, я села и прикрыла глаза рукой.
Во рту все пересохло, желудок скручивало в морской узел, голова казалась чугунной… Короче, сейчас я с полноправным успехом переживала все прелести похмелья.
«Тааааак…а что вчера-то было?»
Ах да, кажется, мы вчера с Джуном малость повздорили…
«…мне не нужна такая подруга, которая постоянно что-то скрывает!..»
Совсем немного. Совсем чуть-чуть…
«…я устала! Устала, понимаешь?! Почему я не могу ни с кем встречаться?..»
Только почему так сильно сжимает горло? И дело совсем не похмелье…
«…забудь меня. Ты лишилась своего друга. Больше у тебя никого нет».
Почему так щиплет глаза? Почему? И солнце здесь ни при чем…
«Прости. Я ухожу. Ты больше мне никто. Живи, как знаешь».
Кусочки мозаики, наконец, сложились в одну-единственную картину.
Я все вспомнила.
Я думала, что он ударит меня и запрет, как в прошлый раз, но Джун внезапно резко успокоился, будто что-то понял для себя. Устало посмотрел мне в глаза и…ушел.
Не смотрел на меня, пока собирался в полной тишине. А я лежала на постели, потирая руки после наручников, глядя на Джуна и плача.
А он просто взял и ушел.
Навсегда.
Я потеряла свою истеричку, своего долбанутого друга-панка, которого безумно любила.
Потеряла.
Откинув голову на подушку, я зарыдала.
Сначала это было невыносимо. Внутренности будто рвало а куски, я буквально выплевывала из себя всхлипы и слезы. Руки дрожали.
Я хваталась ими за белую подушку, словно боялась свалиться. Мне не хватало воздуха, на грудь словно легла тяжелая плита – она давила на меня, мешала нормально думать.
Тоска, боль и одиночество навалились сразу, без предупреждения.
Да, глупо. Разве они должны предупреждать? Совсем нет.
Вот и сейчас было так. Хрипло дыша, я выгнулась на постели в дугу.
Было больно. Очень больно.
Обработанные недавно ногти царапали теперь лицо и руки. Так было немного легче.
Всего лишь немного.
Это была как ломка. Все внутренности буквально выворачивало наизнанку от осознания того, что он больше не придет.
Не вломится так, как может только он – нагло, беспардонно и совсем без раскаянья за свой очередной проступок. Не посмотрит больше снисходительно своими черными глазами. Не улыбнется так, как может только он – нагло, с усмешкой, в которой есть какая-то горчинка.
Не поцелует. Никогда. Так по-джуновски, но в то же время нежно и уверенно.
И даже то, что мы учимся в одном универе, не спасает положения.
Я навсегда потеряла его. Навсегда.
Останусь такой, как сейчас – с разбитым сердцем, разорванной душой и одиночеством, вакуумом окружившим меня.
Ну что ж, если так ему будет легче, что я могу сделать?
Я встала с постели и на подгибающихся ногах подошла к зеркалу. Безразлично посмотрела на свое зареванное лицо и громким хриплым голосом произнесла:
- Так тебе и надо. Дура.
Боль внезапно утихла. Осталось безразличие, отчужденность от всего и мертвое, просто неживое спокойствие.